ПРЕМЬЕРА. «ОТ 0 ДО 80. СИМОН ШНОЛЬ»

Пресс-служба телеканала «Россия-Культура»

 

Биофизик, доктор биологических наук Симон Эльевич Шноль рассказывает о времени и о себе. Легендарная фигура отечественной науки, человек удивительной эрудиции и научной смелости, Шноль – потрясающий рассказчик. Его монолог увлекательный и образный. Сквозь призму биографии героя перед нами предстает целая эпоха – от репрессий 1930-х годов и разрухи военных лет до возрождения страны и становления нового научного знания.

Учёный также рассказывает о детях репрессированных родителей, среди которых он сам, Татьяна и Юрий Трифоновы, Наталия Бехтерева, Андрей Трубецкой и многие другие его современники. «Я – представитель детей репрессированных родителей, – говорит Симон Шноль. – Нас осталось немного, но мы ещё есть, мы доживающие, проживающие остатки своих лет, и мы – последняя возможность рассказать о родителях». Вспоминая о своём детстве, самым первым сильным впечатлением Симон Шноль называет арест отца. Эта участь постигла тысячи его сверстников. «В 1938 году масса детей осталась без родителей, – рассказывает Шноль. – Были созданы бригады по отлову детей, оставшихся без родителей. Их собирали в специальные детские дома. До чего же умён был Сталин, и до чего мудры были сотрудники НКВД. Они понимали, что дети с какого-то возраста уже опасны. На самом деле мальчики уже с 8 лет опасны. Вот это они не вполне осознавали, поэтому существовал Указ о возможности расстрела с 12 лет. Мало ли что может натворить такой отчаянный человек? Одна из задач при отлове детей – довести их до приличного возраста и арестовать…». В то время в стране фактически произошло уничтожение интеллигенции: расстрелы учёных, закрытие институтов, исчезновение целых научных областей. Несмотря ни на что, в семьях учёных невозможно было искоренить дух внутренней свободы. Об этом речь пойдет в первом фильме документального сериала – «Физика выстрела».

После возвращения репрессированного отца семья не могла жить в Москве и была вынуждена переехать в Калугу. Вопреки времени, полному трудностей и духовного вакуума, маленький Симон с восторгом познавал окружающий мир через людей и книги… В этот период в стране начались голод и болезни. О том, как семья пережила эти трудные времена, – во втором фильме «Мелодия странного времени».

«Еды нет никакой. Хлеб – высочайшая добыча, – вспоминает Шноль. – Я горжусь, я – добытчик. А что такое добытчик? Это значит, с ночи встать в очередь, чтобы утром купить хлеб. Бешеная давка. Выкидывают любого человека, но детей не трогают, и я приношу такой хлеб и горжусь добычей. И так гордился, что не заметил однажды, что хлеб был внутри с солью и льдом. Началась кровавая дизентерия, и не только у меня, а вообще в Калуге. Заболел и мой младший брат. Почему мы не умерли, никто не знает…».

Страшный день 22 июня 1941 года. Тогда в пионерском лагере на Оке, где проводил лето Симон, ребята пели песни и кричали «ура» летающим над рекой чёрным самолетам. Оказалось, что самолёты немецкие. «Есть очень важное обстоятельство в жизни людей, – говорит Шноль. – Я бы назвал его научно – несинхронность. То, что для людей в это время – трагедия и ужас, для некоторых – счастье и безоблачность… Бомбежки были очень красивые. Я испытывал восторг, мне так нравилось. Воздушный бой, летают немецкие самолеты, где-то наш один. И они стреляют трассирующими очередями. Это очень красиво: синие, голубые, желтые, оранжевые следы оставляют снаряды». В третьем фильме «Нельзя брать чужое» Симон Шноль рассказывает о начале войны и о том, каким непостижимым образом семейству удалось добраться до Оренбурга, где началась совсем другая жизнь.

Четвертый фильм «Круговорот» – это продолжение рассказа о военном времени. 1942 год, село Покровское Буранного района. Ещё одна «несинхронность» жизни: страна утопает в крови, но пребывание в невоенной обстановке в детском доме – относительно сытое и спокойное. Вокруг – волшебная нетронутая весенняя степь, казаки и первая настоящая работа: «Мне было уже целых 12 лет, и мне дали лучшее поручение в этом возрасте для человека – пасти быков и верблюдов. А пастух должен пасти верхом. И мне дали лошадь – да какую! Наверное, мне должны завидовать все, кто слышит меня. Списанный из кавалерии, 20 лет прослуживший, старый конь Саврасый, который знал все команды. Счастье было многостороннее. Во-первых, полная свобода, во-вторых, у дела, кроме того, обещали за это трудодни, да ещё и пищи много. Вот такая сытная и приятная жизнь. Продолжают приходить похоронки, все старшие мальчики погибнут в битве при Сталинграде. Я так устроен эгоистически, я всё равно счастлив».

В 1946 году Симон Шноль стал студентом биологического факультета МГУ, но, как признаётся учёный, «поступил он по причинам совершенно волшебным». В тот год среди абитуриентов было много фронтовиков, для которых не существовало никаких ограничений. Любой фронтовик, сколько бы ни набирал баллов, поступал. Для школьников надо было набрать 25 из 25. «Я получил все пятёрки и одну четвёрку, – говорит Шноль. – Это означало, что не прошел по конкурсу. Но мой старший братец пошёл 31 августа и увидел, что я есть в списке. Дело в том, что военная кафедра не могла учить фронтовиков военному делу, а им нужно было учить. И они собрали всех мальчиков с любыми очками, и я среди них оказался один из лучших. Так я обязан военной кафедре своим поступлением». Итак, молодой Шноль погружается в необыкновенную науку – биологию. В пятом фильме «От Буранки до Стромынки» – о первых восторженных впечатлениях от лекций, о студенческой жизни в общежитии на Стромынке. Страна начинает возрождаться, и вместе с ней начинает возрождаться наука.

Летом 1947 года Симон Шноль отправился в первую экспедицию на Печору, где состоялось знакомство с академиком Скрябиным и будущим известным советским учёным Константином Рыжиковым. Об этой экспедиции и последнем сезоне биологического факультета МГУ речь пойдёт в шестом фильме «Египетский скворец». В августе 1948 года сессия Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. Ленина (ВАСХНИЛ), открывшаяся докладом Лысенко, положила начало разрушению гордости мировой науки – биологического факультета Московского университета. «Доклад Лысенко “О положении в биологической науке” писала целая бригада, – вспоминает Шноль. – Что получилось? Один за другим выступали учёные, которые опровергали современную биологию, заявляя, что генов нет, что генетика – это буржуазная лженаука. Ужасные были доклады. Большая часть из них была сделана людьми, которые знали, что они совершают подлость. В результате одним приказом министра образования были выгнаны несколько тысяч исследователей, биологов из всех высших учебных заведений, фактически запрещены слова “генетика”, “ген”, “хромосома”, “мутация”, всё это было названо лженаукой. И наша страна покатилась вниз».

Симону Шнолю повезло: кафедру биохимии животных, на которой он учился, не тронули. Огромную роль в жизни Шноля сыграл руководитель кафедры профессор Сергей Северин. В процессе учебы, которая поначалу не складывалась, по словам Шноля, «возник очень интересный альянс – неудачник-студент и великий профессор. Северин был удивительный собеседник. Он обсуждал со мной каждую мою проблему. Рассказывая ему в деталях о своих неудачах, я наслаждался его замечательными советами. И это была для меня такая честь и такое удовольствие». Дипломную работу Шноля высоко оценил известный биохимик Владимир Энгельгард и опубликовал её в журнале «Биохимия». Однако после защиты ни одна из лабораторий не взяла Шноля на работу. Вместе с Севериным они предприняли 137 попыток распределения, но всё тщетно. О том, как Шнолю всё-таки удалось устроиться инженером-химиком для анализа золота рассказывается в седьмом фильме «Распределение в Гулаг».

В 1950-е годы, работая с радиоактивными веществами, Симон Шноль получил смертельную дозу облучения. Врачи говорили, что ему осталось жить четыре месяца. Но свершилось чудо, болезнь отступила. Шноля назначали заведовать кафедрой медицинской радиологии, но он мечтал вернуться к чистой науке. В это же время в университете группа студентов инициировала создание кафедры биофизики. «Кафедра биофизики физического факультета была первой в Советском Союзе, где зазвучало свободное научное слово в биологии, – рассказывает Симон Шноль в восьмом фильме «Борщ в профессорской столовой». – Там не боялись слов “ген” и “хромосома”, не нужно было скрывать темы, и первым лектором по генетике у нас был Николай Тимофеев-Ресовский. Мы читали замечательные лекции по физической химии, квантовой механике применительно к биологическим задачам. В первые четыре года кафедра приобрела особый облик». В 1964 году Хрущёва сместил Брежнев. Идеология Лысенко пала. Наука вышла из подполья. «Мы имеем замечательный жизненный опыт, – считает Симон Шноль. – Ведь мы – поколение, на долю которого выпали ужасные годы пятилеток, война, голод, разруха. Кроме того, мы – поколение детей репрессированных родителей, которые смогли выжить и сохраниться душевно. Как сказал генетик Владимир Эфраимсон, «на свете много замечательных, великих людей, поэтому… душевных великих». Я в бога не верю, но убежден, что есть святые и их очень много. Надо только, чтобы они друг о друге знали и по возможности сообщали свои принципы святости, добра и хорошего отношения друг к другу новым поколениям».

19.09.2011

Пресс-служба телеканала «Россия-Культура»